Прямой эфир Новости спорта

Власти увлеклись трансфертами из Нацфонда, копилка скоро опустеет. Что ждёт экономику Казахстана

Арман Бейсембаев. Фото со страницы эксперта в Facebook
Арман Бейсембаев. Фото со страницы эксперта в Facebook
Почему правительство вновь намерено брать деньги Нацфонда для выполнения социальных обязательств.

Экономическая ситуация в 2022 году, по оценкам правительства, должна выправиться. Согласно прогнозу социально-экономического развития до 2026 года, при базовом сценарии среднегодовой рост ВВП в ближайшие пять лет составит 4,8%. В 2022 году реальный рост ВВП прогнозируется на уровне 3,9%, с ускорением в 2026 году до 5,2%.

Как сообщил на заседании правительства во вторник, 24 августа, министр национальной экономики Асет Иргалиев, ожидается положительный рост во всех базовых отраслях. Добыча нефти в 2022 году составит 87,9 млн тонн с увеличением в 2026 году до 107,4 млн тонн. Экспорт товаров в 2022 году прогнозируется на уровне 60,1 млрд долларов и к 2026 году увеличится до 79,8 млрд долларов, импорт товаров увеличится с 40,8 млрд в 2022 году до 43,4 млрд долларов в 2026 году.

Эти прогнозы легли в основу проекта республиканского бюджета на предстоящие три года. Ожидается, что доходы республиканского бюджета (без учета трансфертов) в 2022 году составят 9,2 трлн тенге, в 2023 году – 9,7 трлн тенге, в 2024 году – 10,4 трлн тенге. Без Национального фонда бюджет страны вновь не обойдется: как сообщил Иргалиев, “гарантированный трансферт предлагается определить в 2022 году в размере 2,4 трлн тенге, в 2023 году – 2,2 трлн тенге и в 2024 году – 2,0 трлн тенге и направить на финансирование социальных обязательств”.

Социальные обязательства государства Национальный фонд покрывает и сейчас: в 2021 году размер гарантированного трансферта составляет 2,7 трлн тенге и также направляется на выполнение социальных обязательств государства (выплату солидарных пенсий, государственные базовые пенсионные выплаты из республиканского бюджета).

Почему, несмотря на заявления о восстановлении экономического роста, у государства нет в бюджете средств на выполнение социальных обязательств и приходится использовать для этого деньги, откладываемые для будущих поколений, объяснил экономист Арман Бейсембаев.

– Проблема заключается в чём? Мы из года в год тратим больше, чем зарабатываем. А зарабатываем мы намного меньше в силу того, что тратим эти деньги, и тратим неэффективно. Каждый вложенный тенге в нашу экономику не приходит к нам с прибылью. Мы вкладываемся, как в чёрную дыру, в разные проекты, которые в итоге оказываются либо убыточными (приснопамятный ЛРТ в помощь). И ЛРТ – это всего лишь наиболее яркий и нашумевший проект. А сколько таких проектов? Мы можем много таких вспомнить за 30 лет. Эти вложения имеют не просто нулевой эффект для экономики, в ряде случаев они имеют отрицательный эффект. То есть, по сути, мы вкладываем деньги со всё более убывающей эффективностью.

Возрастающая эффективность – это когда ты вкладываешь, допустим, в экономику 1 тенге, а получаешь 1 тенге 20 тиын. То есть с добавленной стоимостью. Но добавленная стоимость может возникать, когда ты в экономике внутри страны создаёшь продукт, какую-то материальную ценность. Когда этой материальной ценности нет, когда ты выделяешь несколько миллиардов на завод, а деньги разворовываются и завод остаётся на уровне фундамента – получается, что ты вложил в экономику 1 тенге, а обратно получил 80 тиын. И вот эта всё более  убывающая эффективность приводит к тому, что мы из года в год зарабатываем всё меньше, а тратим всё больше.

Поэтому сейчас мы тратим то, что накопили раньше, и тратим это на социальную сферу. Чем это грозит?

– Да, мы тратим то, что накопили в предыдущие “тучные” годы. Что будет, когда это всё закончится, когда закончится Нацфонд, и когда деньги надо будет откуда-то доставать, а их нет – не очень понятно. Потому что это в отдалённой перспективе грозит нам, может быть, не катастрофой, но очень серьёзными проблемами. Придётся секвестрировать бюджет.

Допустим, мы Нацфонд исчерпали, и этой кубышки у нас больше нет, или мы дошли до какого-нибудь лимита. Но тут ещё вопрос с лимитом, например, как с госдолгом США – там есть определённый потолок, и они с определённой периодичностью его повышают, то есть получается так, что потолка и нет. А сам регламент предполагает, что ты не можешь выйти за имеющийся потолок, надо перестать брать в долг. С Нацфондом примерно такая же ситуация. У нас есть некий неизымаемый лимит, ниже которого мы не можем опуститься. Но здесь тоже такая тонкость, могут вынести на обсуждение вопрос о снижении этого лимита. И мы понимаем, что лимит можно снижать вплоть до нуля.

Что будет после того, как мы закончим Нацфонд? Мы начнём брать долги. Начнём занимать на внешних рынках для того, чтобы покрывать дефицит бюджета. Одновременно, скорее всего, мы будем поднимать налоги внутри страны, одновременно будем “душить” бизнес, лезть в карманы граждан, и на какое-то время, в горизонте 10-15 лет, мы весь этот “праздник” ещё можем продлить.

Трансферт на социальные обязательства в текущем году в какой-то мере понятен: в 2020 году были большие потери бюджета, бизнес стоял. Но сейчас ситуация улучшается, по темпам роста ВВП мы снова вышли в плюс. Почему же опять привлекают средства из Нацфонда для выполнения соцобязательств?

– Отсылка к 2020 году в данном случае некорректна. Потому что дефицит бюджета у нас возник не в прошлом году, а намного раньше. Мы из Нацфонда начали деньги изымать еще в 2009 году. А с 2015 года, когда нефть обвалилась, мы как начали оттуда изымать триллионы, так и изымаем до сих пор. И 2020 год в этом смысле абсолютно не показатель. В общей динамике, если смотреть последние 8-10 лет, 2020 год не является чем-то экстраординарным и сильно выбивающимся из этой ситуации. 2020 год выглядит лишь случайной флуктуацией в общей динамике, некоторым таким шпилем, который немножко выделяется из общей ситуации. А сам по себе коронавирус ситуацию не изменил и скидывать на него всех собак как минимум некорректно.

Коронавирус сильно нашу ситуацию не ухудшил и не улучшил, она какая была, такая и осталась. Да, в прошлом году мы вытащили из Нацфонда чуть больше, чем в 2019 году. Но сказать, что это кардинально поменяло ситуацию – ни в коем случае. Мы впервые в Национальный фонд запустили свою мохнатую руку в 2009 году, а регулярно, стабильно и постоянно начали оттуда брать аж с 2015 года. И каждый год идут транши из Нацфонда. Так что в этом смысле 2020 год ничего не изменил. Мы тратим больше, чем успеваем класть туда.

Мы находимся в ситуации убывающей эффективности экономики, находимся в экономической системе, которая себя изживает. Эта система, в которой мы живём на сегодняшний день и которую мы начали строить ещё в 90-х годах, себя изжила, её эффективность падает. Расти, развиваться и тем более процветать в этой экономической системе у нас уже не получится. Потому что эффективность падает и будет продолжать падать. По мере того, как эта эффективность будет падать дальше, каждый вложенный тенге в экономику будет приносить нам всё меньше денег. Это будет некая чёрная дыра, куда будут уходить деньги.

А плюс ко всему у нас очень сильная патерналистская система, патерналистская ментальность, скажем так, начинает выстраиваться на уровне государства. Когда 50% бюджетных трат – это социалка. “Всем, кому надо, мы всем денег дадим, мы и адресную социальную помощь дадим, и это дадим, и вот это”. Но это не про развитие человеческого капитала на самом деле. В развитие человеческого капитала у нас вложений практически нет. О чём мы говорим, если на один “Хабар” денег тратят больше, чем на всю науку вместе взятую в стране? Понятно, что государство заинтересовано в том, чтобы вкладывать в пропаганду и не вкладывать в науку. О каком развитии человеческого капитала мы говорим?

Поэтому эффективность будет убывать, она будет падать естественным образом. И мы из года в год будем тратить всё больше, а зарабатывать всё меньше. Потому что у нас сама экономика сложнее не становится, примитивизируется. Условно говоря, в стране остаются охранники, продавцы, менеджеры и таксисты. Вот она, вся экономика. А рост экономики мы показываем за счёт того, что до этого перекладывали плитку один раз в год, теперь её будут перекладывать два раза. Надо увеличить показатели – будем перекладывать три раза в год.

Но мы же показываем рост ВВП.

– ВВП – хитрая штука, это же бухгалтерский инструмент. Смотрите, вот, например, вы откопали яму. Вам заплатили за это 100 долларов. А потом попросили эту яму закопать, и заплатили еще 100 долларов. К ВВП – плюс 200 долларов. Только какое это отношение имеет к реальной экономике? Абсолютно никакого. Это всё тот же бордюринг, плитинг, асфальтинг, мосты строим, ещё что-то. То есть мы с помощью этого занимаем кучу людей.

Зато официально создали рабочие места.

– Правильно! И они получают зарплату. Вопрос занятости, вопрос рабочих мест, и государство – хозяин рачительный, оно заинтересовано в том, чтобы занять работой максимальное количество людей, минимально способных к ней. Вот то, чем мы занимаемся. Но это – не про эффективность. Так что не стоит удивляться, что мы тратим больше, чем зарабатываем.

Нынешние параметры бюджета, планы по сокращению дефицита бюджета эту ситуацию, "историю экономическую" как-то меняют?

– Нет, они как раз-таки подчёркивают, что мы по-прежнему вывозная экономика, по-прежнему живём за счет продажи сырья. Внутри страны нет добавочного продукта, который приносил бы нам прибыль, нет ненефтяных экспортных статей , потому что внутри страны бизнес не зарабатывает, он как минимум не является драйвером экономики. Мы по-прежнему сидим на нефтяной игле. Вот и всё.

Что же делать?

– Заниматься экономикой. Что я могу еще сказать? Заниматься повышением эффективности, развитием человеческого капитала. Надо решать вопрос: нам нужна пропаганда или всё-таки развитие? Если развитие, то нужно вкладываться в науку, в образование. По мировым оценкам, в исследования и инновации вкладывается 7-8% ВВП. Например, в Израиле. Это исследования, инновации, диссертации, патенты, венчурные фонды. У нас же ничего подобного нет совсем. Учёные – самые нищие люди в стране. О каких инновациях, о каком развитии человеческого капитала мы можем говорить?

Пока эта ситуация сохраняется, никакой перспективы у нас нет и не будет. Надо эту ситуацию менять. Надо, в конце концов, признаться себе, что мы падаем, мы деградируем, мы примитивизируемся, мы как страна скатываемся в пропасть. И надо остановиться. Завтра закончится Нацфонд. Если мы не сможем принять волевое решение начать жить по средствам, а это значит, что мы должны обеднеть минимум в два раза, уровень жизни резко упадёт, мы опять откатимся на уровень 90-х. И мы больно, страшно, но будем начинать выкарабкиваться из этого. Либо мы будем жить по принципу “праздник должен продолжаться, а после меня хоть потоп”. И тогда заканчивается Нацфонд, мы начинаем лезть в долги.

Но траты бюджета ещё и растут. Мы всё время говорим про рост заработных плат учителям, медикам, правоохранительным органам, всем госслужащим. Мы не только индексируем заработную плату, но ещё и повышаем опережающими темпами. И на всё это уходит ещё больше денег, и каждый год нам будет требоваться всё больше денег. А значит, как только кончится Нацфонд, нам придётся залезать в долги, и это нашу ситуацию продлит ещё лет на 15, может быть 20. А потом страна пойдет с молотка. Потому что долги надо возвращать. И может наступить такой момент, когда в долг нам больше не дают, и долги возвращать надо. А работать мы за это время разучились.

Новости партнеров